Единственное, что было более-менее в порядке в Аиде, – это дороги. Главная магистраль выныривала из Лабиринта и пронзала мрачные земли насквозь, протянувшись мимо обители местного хозяина едва ли не до самого Тартара. Но прежде путник, зашедший в земли мертвых, мог набрести на жилище другого бога, куда менее приятное и величественное.

Этот дом был огромным и бесформенным, потому что его собирали из мусора, что валялся вокруг горами. Тут и там виднелись зарешеченные окна, балконы, похожие на опухоли эркеры, а еще была широкая терраса на уровне четвертого этажа. И весь этот бесформенный ком жилой площади окружал забор из натянутой сетки с кривыми воротами.

Когда Каос ступил на огражденную территорию, где-то в завалах мусора, валявшихся тут и там, началось движение, и вскоре навстречу гостю выметнулось нечто о трех пастях. Под короткошерстной шкурой твари вздымалось столько мышц, что сразу было и не сообразить, она катилась навстречу или бежала? Мигом позже три пары челюстей вцепились халлу в ноги, и трехглавый пес замер, бешено виляя хвостом.

– Фу? – предположил Каос.

Три пары безумных горящих глаз пялились на него, пока челюсти сильнее старались сомкнуться.

– Понятно, не «фу».

Волоча на ногах зверя, он дошел до массивной металлической двери и нажал на звонок. Затем еще раз. Звонить пришлось долго, никто не спешил открывать, пока наконец с той стороны не послышались приглушенные шаги.

На пороге возник мужчина лет тридцати на вид, очень высокий, не ниже самого Каоса, белый как мраморная статуя и с гривой всклокоченных волос цвета угольной пыли. Такими же были его глаза – две темные сферы, ни склер, ни зрачков, ни отблеска жизни. Облачен хозяин был лишь в черную перчатку, покрывавшую его правую руку от кончиков пальцев до плеча и обхватывавшую торс тонкими шнурками. И шрамы. Да, на его теле было довольно много шрамов.

– Отзови щенка, пожалуйста.

– Гоярын, выплюнь.

Адский зверь бросил добычу и прыгнул к хозяину, который немедля принялся тискать его, гладить и чесать живот, что приводило монстра в неистовый восторг.

– Проходи, я сейчас, штаны надену и вернусь.

Внутри жилище было намного более приглядным, чем снаружи. Довольно чистая, хотя и минималистичная обстановка, разномастная мебель, голые бетонные стены с торчащими тут и там трубами, кованые лестницы, ведшие на верхние этажи. У дивана был постелен линялый коврик, а на журнальном столике стояла вазочка с козинаками. В дальнем конце первого этажа виднелись газовая плита и раковина – гостиная служила еще и кухней.

Пока Каос расхаживал туда-сюда, неспешно пожевывая козинаки и разглядывая стены, хозяин успел вернуться, как и было обещано, в штанах. Только теперь индивиды обнялись как следует.

– Какими судьбами, бывший учитель?

– Есть к тебе дело, Мартабах.

Мужчина кивнул и зашлепал босыми ступнями в сторону «кухни».

– Чаю?

– Чай? Хм. С козинаками пойдет.

Вскоре они сидели с дымящимися кружками в руках и тянули довольно паршивый, но крепкий отвар, который здесь выдавали за чай. Каос неспешно рассказывал своему бывшему воспитаннику о том, что задумал и что ему для этого требовалось.

– Звучит неподъемно, – только и вымолвил тот, дослушав. – И безумно.

– Да. Прошло время мелких делишек. Среди той прорвы маньяков и безумцев, которыми я начал себя окружать, мне нужен кто-то, на кого можно положиться, кто-то, кто не ударит в спину лишь оттого, что у него вдруг левая пятка зачешется. Я могу на тебя положиться?

Темноглазый задумчиво покатал кружку меж ладоней, прежде чем взглянуть на халла и ответить:

– По некоторым объективным причинам я не очень верю в твой успех. Тебе это не по плечу. Это никому не по плечу. К тому же у меня есть обязанности в Лабиринте, помнишь? Я – Танатос.

– Они обойдутся и без тебя какое-то время, уверен. К тому же, когда я преуспею, все это уже не будет иметь значения.

– Не преуспеешь.

– Поспорим? – Каос вытянул из-под плаща длинный блестящий цилиндр. – Это механизм парадоксов, который я получил от Эниторико Скуамо. Представь, что может сделать знающий при помощи этой игрушки.

Темные глаза безразлично уставились на техноартефакт.

– Твои шансы на успех мизерно возросли.

– Как же трудно тебя убедить, – покачал головой халл.

– А другие?

– Что?

– Ты пришел только ко мне или другие тебе уже отказали?

– Только к тебе.

– Почему?

– Потому что и Лианна, и Каскад пойдут за мной куда угодно, только не на это дело. Здесь они откажут и попытаются остановить меня. И мне придется убить их.

Впервые на лице Мартабаха отразилось что-то, кроме спокойствия. Это было удивление, это было недоверие, это был страх. Не за себя.

– А я, стало быть, безотказен?

– О нет, ты свободный и независимый индивид, но ты, по крайней мере, не озабочен условностями, которые беспокоят их. Тебе нет дела ни до чьей жизни, ни до чьего мира, ни до чего вообще, что выходит за рамки твоих обязательств, и ты не станешь меня останавливать.

– А тебе не придется меня убивать.

– Именно. Нет в Метавселенной того, чего я бы хотел меньше, чем смерти кого-то из моих детей. Будь моя воля, вообще тревожить тебя не стал бы, но знаешь, обстоятельства обязывают.

– Ты противоречишь себе, – заметил Мартабах, – говоришь, что не хочешь нашей смерти, но стремишься к тому, достигнув чего, обеспечишь всем нам бесславный конец. Тебе не кажется, что это нелогично?

– После того, что я узнал, логика больше не имеет значения, – ответил халл. – Ничто больше не имеет значения, ибо ничего нет, Мартабах. Мы всегда думали, что Пустота только снаружи, но оказалось, что она и внутри тоже.

Наверху послышался шорох: куртизанки проснулись. Их было всего две, минотавриха и гарпия, Мартабах иногда водил к себе платных девочек, хотя никогда им не платил.

Боги в Лабиринте вообще не платят, но он пользовался привилегиями по иной причине. На темных ночных улицах этого полиса, среди преступников, наркоторговцев, маньяков и тех тварей, что порой прокрадываются из Тартара, адепткам Афродиты жилось намного спокойнее от осознания близости Танатоса Железносердного. Он и сам был той еще бестией во тьме, но девочек в обиду не давал и ничего не требовал взамен. Ну как не поощрить такого обаяшку, тем более что богом он мог быть не только на работе, но и в постели.

– Ты поддержишь меня, Мартабах?

Каос проникновенно заглянул в темноту глаз своего воспитанника, будто желая поймать пугающий взор бога, несущего смерть.

– Я не верю в твой успех и не желаю его. Мне кажется, что за тобой надо приглядеть, потому что ты стал старым и сумасшедшим. Ты мой отец, и я не оставлю тебя.